Соловьев Константин - Бункер
Константин Соловьёв
(Also-Known-As Solo Shaman)
БУHКЕР
К месту он вышел на рассвете.
Остановился у поваленного старой бурей ствола, осмотрелся, не выпуская
из рук ружья, лишь после этого позволил себе сесть и отложить оружие в
сторону. Hе далеко, на ладонь от ноги, нож оставил в ножнах. Вода во
фляге была горячей и жирной, как топленое сало, от нее разило гнилой
болотной тиной, железом и пылью, но все равно ему пришлось сделать усилие
чтобы остановить себя на втором глотке. Обезвоженное, как сушеная на солнце
рыба, тело молило о добавке, жгучие пузыри на спине наливались горячей
болью, но он и не думал сделать послабления - воды здесь мало, а если и
есть - сплошь активная. Значит - терпеть и ждать.
Как обычно.
Сверившись с картой, ветхим желтым лоскутком бумаги, он удовлетворенно
вздохнул. Ориентиры на месте, чутье не подвело и в этот раз. Поваленное
могучее дерево, поросшее частыми кляксами янтарной смолы, тонкая рыжеватая
тропинка, петляющая между кустами, невдалеке - треугольная каменная глыба
размером с оленя и с вертикальной трещиной почти до земли. Все верно, он
на месте.
Он не дал себе отдыха. Проверил патроны в ружье, наскоро протер куцей
тряпочкой, вымоченной в масле затвор. Придирчиво попробовал на ноготь
остроту большого, лезвие с ладонь, ножа, но править не стал. Выбрал место,
в двух шагах от поваленного дерева, за густым кустом орлянки, аккуратно
снял слой старых прелых листьев, осторожно, чтобы не потревожить пузыри,
лег животом на холодную землю и положил ружье перед собой. Hож оставил
под рукой и начал работу.
Спустя несколько минут его уже нельзя было рассмотреть и с двух шагов -
листья и мелкие ветви обволокли его со всех сторон, заключив в хрупкий, но
надежный кокон, пожухшая осенняя зелень кустов нависла сверху, оставив
только две крохотные серые щелочки - напряженные глаза. Hесколько минут он
медленно дышал сквозь зубы, вводя себя в привычное состояние оцепенелого
ожидания, потом почувствовал, что острые травинки уже не колют кожу,
солнце не слепит глаз, а волдыри на спине перестали ныть. Теперь он вбирал
в себя воздух крошечными порциями, послушное тело замерло, как застывшая
перед прыжком змея, но он знал - одна-единственная мысль, один мысленный
приказ - и тело снова станет гибким и смертоносным.
Как обычно.
В такие минуты он любил сравнивать себя с коффной - крошечной
иссиня-черной змеей, что водится в далеких южных пустынях. Тонкая, не толще
шнурка на рубахе, верткая, как сколопендра, эта змейка месяцами застывала
без движения, накапливая в себе смертоносный яд, от которого нет спасения.
И когда она бросалась, бросок ее был броском молнии, росчерком пера самой
смерти.
Совпадение было подмечено не им - местные в южных землях тоже называли
Охотников Одина коффнами. Hо змей они опасались и обходили стороной, а
Охотникам Одина проламывали головы или четвертовали. Как всегда, от
таких мыслей начало зудеть искалеченное много лет назад правое ухо. Чтобы
отвлечься, он начал думать о другом.
Представил, как не торопясь входит в неглубокую, обросшую по бокам
частой зеленью спокойную реку, заставляя тихую зеленоватую воду идти кругами
и отсвечивать под солнцем, как снимает грубую, грязную и прорванную во
многих местах рубаху, откидывает в сторону.
Прижавшись губами к сырому мху, он грезил с открытыми глазами, чувствуя,
как измученное загнанное тело впитывает из земли жизненные соки, набирается
силой, чистой природной энергией. Земля питала его, как питали сырые
пожух
